Э.Гипари Гомеопатия и ее значение, Краснодар, 1927
"Смена вех" окончание
Тщетно проф. Вир урезонивал аудиторию — „проверьте мои опыты",— ему доказывали длинно и вразумительно, что гомеопатия не научна. Когда же Вир сказал, что несовместимо с честью ученого, применяя приемы гомеопатического учения, замалчивать гомеопатию и особенно, что медицина не просто естествоведение, а выше его, что она искусство, которым управляет гений своим внутренним' чутьем, интуицией и что к этим гениям он причисляет и Ганемана, то собрание „вышло из равновесия", поднялся невообразимый шум, шиканье, совсем не вяжущиеся с нашим обычным представлением о собрании почтенных ученых.
Проф. Г. Клемперер выступил с „отповедью" проф. Виру, возмущаясь, как мог профессор естественной науки—медицины, вдруг признать интуицию, ведь это лишает врачей почвы под ногами, это опасный, ложный путь! (Врачебное обозрение, Берлин, J\» 7, июль 1925 г.).
Что ложный, это требует доказательства, а вот, что опасный, так это сущая правда, но для кого? Ползать по земле, конечно, безопаснее, чем летать, но вряд ли орел завидует безопасности черепахи. Все же в порядке вещей, когда один летает, а другой ползает, но уже совсем плохо, когда ползающие требуют, чтобы никто не летал.
Этак заурядный врач, а то еще хуже, какой—ни будь малограмотный патер Кнейпп или совсем неграмотный пастух Присниц, пожалуй, могут оказаться более удачными практиками, чем заслуженный профессор, умеющий вычислять с математической точностью, но не умеющий чувствовать разницу между трупом и живым, лишенный простого чувства сострадания, дающего возможность понимать, проникать в другое живое существо.
Многие ученые и не подозревают, что есть поразительное отличие степени остроты чувств; что тот, кто привык увеличительным стеклам, притупляет свое зрение, что, кто слишком усердно и долго копается в мелочах, теряет способность видеть общее, целое, по поговорке: „из-за деревьев не видит леса", что иной раз неуловимые изменения вида лица больного, его позы, интонации голоса, запаха его тела говорят опытному врачу больше, чем в состояния сказать все инструменты вместе взятые.
Ремесленникам медицины 'нестерпимо слышать о каком-то чутье, метком взгляде врача, ведь это значит, что недостаточно школьной зубрячки, нужно еще какое-то дарование, и они вопят о мистике.
В капиталистическом мире наживы непонятно, что первое и необходимое для врача свойство, это — чуткость и сострадание, не только ради хороших отношений между врачам и больным, а главным образом, для успешности дела лечения, ну, как хорошее зрение для охотника или чутье для его собаки. В социалистическом мире это будет обеспечено подбором врачей по призванию, а не по мотивам наживы.
Отзвуком у нас берлинского диспута явились выступления профессоров В. Г. Шервинского и В. И. Скворцова, на заседании Московского терапевтического общества от 4 ноября 1925 Г.
Проф. Шервинский удивительным образом сочетает признание и отрицание гомеопатии. Хотя в вступлении и ограничивает себя вопросом о малых дозах и от суждения о гомеопатии, тем не менее высказывается и о ней. Считает, что опровергать гомеопатию в целом — смешно; признает, хотя и с ограничениями, закон подобия; доз не отвергает, но считает, что 0,00004 не гомеопатическая доза и приходит к заключению, что медицина — одна, что больше уже нет ни гомеопатии, ни аллопатии.
Несмотря на то, что, пораженные и почти ошеломленные опытами Кравкова врачи, жаждут, по мнению профессора Шервинского, усовершенствования методов борьбы с болезнями и стремятся переносить в практику выводы лабораторных исследований, „волнение скоро улеглось, сменившись желанием выжидать дальнейших исследований" и буря „как-то мало коснулась практической медицины".
Это недоумение проф. Шервинского легко разъяснить его же собственным отношением к новым изысканиям. Допуская возможность излечений меньшими дозами и даже рекомендуя другим исследовать и углублять намеки (это— данные за 130 лет о действии малых доз!), он удивленно восклицает: „да зачем же, когда и такие (т.е. большие) дозы действуют превосходно?"—забыв старый медицинский афоризм: „не делай большим то, что можешь сделать меньшим".
Удивительное восклицание в устах ученого. Аллопаты так довольны своей превосходной системой, зачем им лучшая? „От добра, добра не ищут"— говорит обывательская пословица. И никто не подскажет этим, „жаждущим усовершенствования врачебной науки", ученым, что нелишне бы испытать, ну, хотя бы для того, чтобы люди меньше умирали, и что им менее всего пристало утверждать, устами проф. Шервинского, что „все отжившее отжило". В действительности, к великому несчастию для человечества, даже в науке „мертвые держат живых". За примерами проявлений самодовольного консерватизма незачем идти далеко.
В одном нужно согласиться с проф. Шервинским, что неуместно воздвигать памятники Ганеману в фармакологических лабораториях. Не в лабораториях аллопатических, а под небосводом, ближе к природе и массам, на площадях, вот, где место его памятникам и таких памятников есть уже 4 и будут еще сотни.
Проф. Скворцов в свою очередь пытался доказать, что закон Арндт Шульца не всегда применим и приводит примеры угнетающего действия малых доз, не указывая, однако, были ли эти дозы гомеопатическими и какой степени разведении, от чего примеры теряют всякую доказательность.
Подвергая критике опыты Кравкова, проф. Скворцов заключает, что никаких выводов из них делать нельзя, что они могут служить лишь материалом для биологии, но не для практической медицины и даже, что гомеопатия не найдет в них никакой поддержки для уяснения вопроса о действии малых доз (а для подтверждения этого действия?), а учение о потенцировании лекарств с сохранением типичного симптоматически определенного действия, не станет от этого ни приемлемее, ни сообразнее.
Относительно выводов мы видели, что сам Кравков изменил свое отношение к гомеопатии. Немотивированное мнение о непригодности для практической медицины говорит лишь об одном — насколько горячо у проф. Скворцова стремление врачей переносить в практику выводы лабораторных исследований, о котором говорил проф. Шервинский.
Отрицание потенцирования поразительно. Проф. Скворцов не видит самоочевиднейшей разницы, между количественным и силовым изменением в разведениях вещества. Что касается претензии — получить на ухе кролика, хорошо известную гомеопатам, из наблюдений над людьми, все глубже дифференцирующуюся индивидуальность действия лекарственного вещества, по мере все большего его разведения,— то эта претензия очень похожа на попытку проверить в шахте явления разреженного воздуха, наблюдаемые по мере поднятия на высоту.
При лечении, проф. Скворцов стоит за дозы „наименьшие из ясно деятельных". Но ведь это — формула гомеопатов, однако, при толковании деятельности не в смысле физиологическом, отравляющем, а терапевтическом, исцеляющем. Неужели так трудно понять разницу?
От оценки предложенных Биром проверок лечения профессор Скворцов уклоняется вовсе, потому-де, что здесь нет главного, являющегося основой всякого естественноисторического знания — объективной, экспериментальной доказательности (!), реального субстрата для осуждения (по-чему-же осуждения, заранее?) хотя бы и без отдельных, узких случаев возможности присутствия „зерна истины".
Говоря короче и проще, факт, что на дворе идет дождь, проф. Скворцов никак не хочет проверить иначе, как у себя в кабинете. Французы говорят, „нет более глухого, чем тот, кто не хочет слышать". Что же сказать об ученых, которые не хотят знать? Они не верят, что возможна такая совершенная система лечения, как гомеопатия и она кажется им невероятной потому, что это было бы слишком хорошо.
Странное дело. Слишком хорошо, поэтому не стоит проверять, не стоит знать! Ясно, что эти скептики еще обретаются в сонном царстве веры, и наихудшей — веры только в дурное.
Наконец, последней новинкой появилась бесплатным приложением к 5 номеру „Врачебной газеты" за текущий год брошюра проф. Г. Я. Гуревича под заглавием „Основные принципы гомеопатии в современном научном освещении".
Небольшая брошюра (46 страниц) дает богатый фактический материал по вопросу спора двух школ за последнее время, который автор с большой объективностью пытается разобрать и если это не удается ему в полной мере, то лишь вследствие недостаточного практического опыта в области гомеопатического лечения, о чем автор вполне откровенно заявляет.
Но в том-то и беда аллопатов, что опыт является решающим фактором во всем вопросе, ибо все без исключения положения гомеопатии являются результатом, выводом из опыта, а отнюдь не теорией, и судить о гомеопатии правильно, даже с такими, безусловно, честными намерениями, как это делает проф. Гуревич, невозможно, не проверив ее тщательно на практике.
Но, если гомеопата брошюра не может вполне удовлетворить, как суждение о гомеопатии, то зато она дает богатый материал для борьбы с теми фанатиками аллопатами, которые застыли на своих приговорах над гомеопатией, как о знахарстве и шарлатанстве, которые когда-то от кого-то слышали и повторяют механически без конца.
Подводя итоги мнений наиболее выдающихся современных ученых не гомеопатов, автор цитирует наиболее характерные оценки их, из которых мы приводим некоторые.
Гюго Шульц (1925 г.). „Собственный опыт, собственная экспериментальная работа и, вытекающие из этого, собственные соображения сделали для меня несомненным, что гомеопатия, как таковая, имеет полное право на самостоятельное существование".
Мюх (1920 г.) в своей патологической биологии, при рассмотрении вопроса об иммуно — и вакцинотерапии, сопоставляет ее с гомеопатической терапией.
Многие немецкие фармакологи и клиницисты, выступившие в печати и в заседаниях ученых обществ с докладами и в прениях по вопросу об отношении к гомеопатии после Бира, высказывали готовность отказаться от непримиримой позиции, но отношению к научно мыслящим гомеопатам.
Нелишне тут заметить, что категория „научно-мыслящих гомеопатов" это — новая выдумка аллопатов — мостик для „приличного" перехода на сторону противников.
Раз гомеопаты правы, то говорить о ненаучно-мыслящих гомеопатах — также нелепо, как и о научно-мыслящих аллопатах.
В. Мюллер приглашает отказаться от нападок на так называемую школьную медицину, и открыто выступать, представляя на общее обсуждение свою теорию и практику в общемедицинской прессе и в заседаниях научных медицинских обществ, которые отныне для них открываются.
По мнению Мюллера, практическая медицина всегда готова использовать для больных все ценное, откуда бы оно ни исходило; „даже если оно научно не обосновано", ссылаясь на Крелля,— добавляет Ритшельд.
Траубе (1925 г.) считает, что в основе гомеопатических воззрений лежит здоровое ядро, соответствующее данным коллоидальной химии.
В прениях, по поводу доклада Гебнера, возбудившего вопрос о ненаучном мышлении гомеопатов, идущим вразрез с научно-доказанным, Гамбургер противопоставил этому целый ряд примеров того, что было научно доказано и оказалось впоследствии неверным.
Маттес (1925 г.) указывает в своей работе о гомеопатии на то, что в медицине проявляется в настоящее время стремление отойти от преувеличенного естественно-научного материализма, чем создается почва для новых установок...
Гонигман подчеркивает, между прочим, что у представителей научной медицины, писавших о гомеопатии около" 40 лет тому назад, а затем и у Гарнака и Маршанда (1910 г.): заметна единственная цель — дискредитировать гомеопатию и, что еще хуже, предположение в деятельности гомеопатов преимущественно личных, материальных мотивов и далее: „Гомеопатическая терапия должна возродиться, как новая или обновленная составная часть врачевания, и обогатить медицину".
Нельзя возражать против новизны гомеопатии для аллопатов, но относительно „обновления" гомеопатии и определенной тенденции покровительственно похлопать ее плечу можно бы возразить, что если аллопаты и дальше будут продолжать „заимствовать" у гомеопатии и средств и дозы и методы, то обновленной окажется аллопатия.
А. Фридлендер в своей статье на эту тему отметил же „бесконечные изменения в точках зрения по целому ряду кардинальных вопросов в медицине... аффект, тщеславие и преувеличенную самооценку, свойственные ученым». Далее, высказываясь по поводу выступления Вира, он говорит: „нечего замалчивать, прикрывать факты! Это опасно. Волн мы были связаны, ослеплены, то в интересах истины и научности, что представляет одно и тоже, должны (многое) признать. Нечего бороться и спорить. Надо изучать и проверять. Речь идет больше чем о вопросе, помогает ли сера при фурункулезе".
Остановимся и отдохнем, читатель, на этом освежающем, бодрящем слове мужественного и честного ученого.
Не в пример общему пренебрежительному отношению аллопатов к непатентованным гомеопатам, проф. Гуревич, с беспристрастностью истинного ученого, напоминает своим коллегам, что „склонность к исканиям идей, часто односторонние и мало обоснованные, возникавшие у людей, даже не причастных к научной медицине, но искренно одушевленных этими исканиями, не раз служили толчком для дальнейшего развития медицины, как врачебного искусства, и создавали новые этапы в развитии медицины, как науки". В конечном выводе проф. Гуревич считает закон подобия приложимым и ко многим средствам, принятым в аллопатии, но не могущим служить единственным руководящим для терапии.
Очень жаль, что он не указывает, какие лечебные приемы он считает несогласными с этим принципом, что не дает нам возможность доказать противное.
Действие гомеопатических средних делений считает доказанным, а более высоких возможным, но недоказанным. Ясно, что недосказанность действия высоких и наивысших происходит от недостатка опыта.
И, наконец, признает серьезное значение за. испытанием лекарств на здоровых, но только с параллельным испытанием и на больных людях и животных.
Нетрудно предсказать, что проф. Гуревич с более полным знакомством с гомеопатией на практике неизбежно придет к отказу и от этих незначительных оговорок.
В общем, как мы видим, произошел значительный сдвиг. Период резкого отмежевания „научной" медицины от „ненаучной" гомеопатии, специального, схоластического, от цельного диалектического знания, закончен. Начинается приобщение школьной медицины к новому мышлению. Признание то одной, то другой части нового учения, и в общей сложности всей гомеопатии, следует быстро одно за другим. Раздаются уже честные голоса разоблачения старой школы и возмущения против лицемерия, половинчатости и недостойной тактики ее сторонников.
Если, по выражению Вира, Ганеман — гений, пророк, который высказал 129 лет тому назад идеи, которые, сам того . не сознавая, принял весь ученый мир, то наступила пора дать себе в этом отчет и провозгласить честно признание этого факта, чтобы благодетельное влияние гомеопатического учения распространить как можно скорее на все страждущее человечество, за судьбу которого ответственность несет никто иной как врач.
Многие, очень многие, аллопаты уже убеждены в превосходстве гомеопатии, но малодушно молчат, ожидая приказа сверху, санкции власти.
Старший врач и хирург одного из районов Кубанского округа, спрошенные моим товарищем: „Как они оценивают гомеопатию?"— в один голос ответили, что это — „очень высокое учение, которому, несомненно, принадлежит будущее". „Почему же, в таком случае, вы не применяете ее'?"— спросил удивленный товарищ, .... а .... мы не имеем права"— был ответ.
Так пытаются свалить на Советскую власть свою вину те, кто не имеет достаточно мужества и честности, чтобы выполнить до конца свой врачебный долг.
Если заграницей они этой санкции скоро не дождутся, но наша власть должна ее дать, в виде безоговорочного равноправия обоих школ, и как можно скорее, ибо промедление здесь не только „смерти подобно", но влечет тысячи действительных смертей. Дальше медлить нельзя, и эту наболевшую язву необходимо, наконец, прижечь каленым железом Октября.
Библиотека