Э.Гипари Гомеопатия и ее значение, Краснодар, 1927
О диагнозе в гомеопатии.
Противники очень часто обвиняют гомеопатов в том, что они, тщательно изучая и учитывая симптомы болезни, не обращают якобы должного внимания на ее сущность, мало заботятся о диагнозе, как они утверждают. При этом под сущностью болезни подразумевается та предполагаемая причина ее, которая в последнее время как будто открыта под микроскопом или путем химического анализа, в виде бактерий или токсинов в некоторых заразных болезнях.
Не приходится много говорить, чтобы доказать всю вздорность этого обвинения. Чтобы изучить болезнь, гомеопат должен выяснить, не говоря уже о наследственности и перенесенных болезнях, все объективные и субъективные симптомы, не исключая, конечно, выслушивания, постукивания, исследования мочи, крови и т. п., а чтобы назначить лекарство, должен основательно знать его действие в объективных и субъективных его проявлениях.
Не исчерпывает ли это правило всех требований диагностики и может ли сделать больше этого диагност-аллопат?
Больше сделать не может, но делает гораздо меньше. Аллопат не придает никакого значения всем субъективным нормам, во-первых, потому, что психика — это, якобы, сфера нематериальной души, не связанной с телом или потому, что больному „кажется", будто он чувствует то или другое
и, во-вторых, если даже аллопат материалист и не считает всех своих больных пирронистами, то какой же смысл ему возиться с этими ощущениями, совершенно ему непонятными и потому не имеющими для него никакого практического значения, так как он не знает, что с ними делать?
Аллопаты утверждают, что бактерии и бациллы являются первопричиной болезней, а гомеопаты, что они играют не всегда первостепенную роль, что они часто вредны, опасны лишь в том случае, когда организм ослаблен, плохо защищается, так как здоровые и крепкие люди НЕ всегда заражаются.
Однако сущность спора, практический смысл его, НЕ в том, откуда берутся эти, в одинаковой степени как для аллопатов, так и для гомеопатов, нежелательные в организме гости, а в том, как от них избавиться.
А этот вопрос нельзя радикально разрешить иначе, как, подойдя вплотную к той действительно истинной первопричине болезни, которая зарождает бактерии, или вернее, благоприятствует их размножению.
Изучать причины болезней конечно нужно, но эта работа никогда не кончится, ведь знанию нет границ — оно бесконечно. Больному же необходимо сейчас помочь, и ему решительно нет никакого дела до отвлеченностей и до особенных интересов „науки".
Гомеопатия владеет принципом, дающим ей возможность излечивать и те болезни, причины которых еще не открыты, и делать это так, как будто они уже ей известны. Это, конечно вовсе не
значит, что гомеопатам не нужно изучать и дальше причины болезней, или, что они этого не делают,
а только то, что если аллопат совершенно бессилен без знания причины (а это знание даже, когда считается уже добытым, как мы видим, подвержено большому сомнению), то гомеопат почти также могуществен, как если бы он ее знал, значит, может покойно ожидать открытия ее без ущерба
для здоровья больных.
Ясно, что гомеопаты диалектически правильно оценивают отношение частного к общему и что осуществлять эту оценку дает им возможность гомеопатия своей практической применимостью, которая также доказывает диалектичность гомеопатии.
Такое отношение к диагнозу обоих школ в теории.
Каковы же на деле (а по делам вернее судить о людях, чем по их словам) диагнозы аллопатов и гомеопатов и их результаты?
Хорошей иллюстрацией этого может служить следующий случай, рассказанный д-ром Яром в обществе гомеопатов в Льеже.
Путешествуя по Германии, д-р Яр попал случайно к владельцу замка – богатому старику, большому оригиналу, который, узнав, что его гость – доктор, сказал, что у него есть сын, но, что он предпочел бы видеть его палачем, чем врачом и рассказал удивленному доктору Яру следующее:
«Я болею 20 лет. Сначала я обратился к двум знаменитым врачам, которые оказались различного мнения о моей болезни. Не решаясь принять их различные лекарства, я обратился к третьему
врачу и т. к. и он не был согласен ни с тем, ни с другим, то я предпринял далекое и дорогое
путешествие по разным странам, ища знаменитых и выдающихся врачей, пока, наконец, не убедился, что медицина - не наука, а низкое искусство. Из этого моего опыта я все-таки извлек кое-какую пользу". Говоря это, он показал книгу, вроде бухгалтерской, в которой по порядку были записаны
имена врачей, далее диагноз и, наконец, предписанные лекарства. В итогах по этим трем графам значилось: 477 врачей, 313 различных диагнозов, 832 предписания, 1897 лекарств.
„Среди всех этих врачей,— продолжал рассказчик,— я не нашел хотя бы трех согласных, а потому лекарств я не принимал, хотя мне это стоило огромных трудов и затрат. Что же после этого медицина и врачи, как не комедия?" и добавил, предлагая д-ру Яру перо,—„может быть, и вы будете любезны обогатить мою коллекцию". Д-р Яр спросил его, не было ли имени Ганемана в списке, и оказалось, что оно значилось под порядковым № 301, в графе же „диагноз" как и в предписаниях, значилось по нулю.
На вопрос доктора Яра, что значат эти нули, старик ответил: „Это самый умный совет. Ганеман мне сказал, что название болезни его не интересует, поэтому он ставит нули, а так как название лекарства меня не касается, то он ставит тоже нуль. Ведь все дело в излечении. Я с удовольствием бы последовал его совету, но к сожалению он был единственный, а мне было нужно не меньше трех".
Д-р Яр предложил старику проделать еще один опыт написать 33 врачам-гомеопатам в разные страны. Больной хотя и не верил уже, но согласился. Было составлено описание болезни и в каждое письмо вложен гонорар.
На следующий день Яр уехал и через некоторое время получил от старика бочонок вина в подарок, с письмом, в котором он сообщил, что 22 врача гомеопата прислала совершенно одинаковые диагнозы и предписания, что это его примирило с врачами и медициною и он приступает к лечению.
Подобный же опыт был проделан позднее в Америке 12-ти выдающимся врачам аллопатам и гомеопатам было разослано описание болезни, с обычным вознаграждением и просьбой указать лечение. Ответы аллопатов все оказались различными, а гомеопаты все указали на одно и то лекарство.
Аллопатия, лишенная такого руководящего принципа, вынуждена строить бесконечное множество теорий и гипотез, как о сущности болезни, так и о способе действия лекарств, действия взвешиваемого на шатких весах: больных людях или животных.
Что касается возможности окончательного и исчерпывающего объяснения этого закона, обратимся к другим точным наукам.
Астрономия не объясняет сущности самого притяжения, что не мешает ей, однако, быть точнейшей из наук и пользоваться безошибочно законом притяжения.
Физика также не объясняет сущности света, но знает законы распространения, отражения и преломления его.
Химия не открыла еще сущности атома, но пользуется уверенно законом кратных отношений и т.д. и т.д.
Таким образом, мы видим, что ряд положительных, точных наук не может объяснить законов, лежащих в их основе и даже более того, что эти законы сами служат объяснением явлений природы.
Примером того, что дают, насколько плодотворны на практике эти основные законы, на которых построены положительные науки, может служить открытие астрономом Леверрье планеты Нептун.
Изучая отклонения орбиты Урана, он предсказал существование Нептуна, которого ни кто другой, ни сам он не видал, и определил точно: его место, объем, диаметр, плотность и расстояние от солнца. Только через полгода Нептун был впервые увиден другим астрономом.
Таким же способом был открыт и заранее определен Менделеевым новый элемент — галлий.
Когда в 1831 г. впервые надвигалась на Европу из Азии эпидемия, до того совершенно
неизвестной, холеры, наводя панический страх на всех, Ганеман, не видавший еще ни одного случая холеры, а изучивший ее по одним лишь описаниям указал на камфору, вератрум и купрум, как на наилучшие против нее лекарства.
При этом нелишне отметить поразительно правильный взгляд Ганемана, по свидетельству
на причину холеры, возбудителями которой он считал мельчайшие живые существа, которые передаются от человека к человеку. И это задолго до открытия мира бактерий и клеток организма!
Предсказание это блестяще оправдалось на практике с первых же случаев, в то время, как аллопаты принимались за изучение холеры и за искание ее сущности и средств для борьбы против нее.
Через 18 лет, во время второй эпидемии, аллопаты были все так же бессильны, как 1831 г., тогда как гомеопаты применяли те же средства, как применяют их и поныне с некоторыми только добавлениями, и как будут применять их пока будет существовать холера.
Аллопатия, вследствие своего грубо-эмпирического метода, только в последнее время начала подходить к малым дозам, в то время, как гомеопатия, благодаря своему экспериментально-позитивному методу, пришла с самого начала к необходимости все большего и большего уменьшения доз, создала таким образом свой способ их дробления, исчерпала самый вопрос о делимости вещества и ввела в практику собственно лечение клеток организма, даже не зная об и существовании, т. к. они были открыты впоследствии лишь благодаря усовершенствованию микроскопа.
Не доказывает ли это лишний раз позитивность и строгую научность гомеопатии, совершенно забронированную оттого, что какое-либо новое открытие сделает ее вдруг излишней, как это происходит с многочисленными „методами" лечения аллопатической школы? Насколько результаты аллопатического лечения холеры ниже гомеопатического, мы увидим дальше из статистики, и это несмотря на то, что сущность холеры как будто уже открыта.
Гомеопаты нашли терапевтический закон, единственную и верную основу терапевтики и, следуя ему, идут прямым путем к обогащению своего арсенала, зная способ открывать тайну целебного действия лекарств.
Аллопаты идут впотьмах и пользуются наихудшим всех существующих путей, в смысле траты времени и сил, но для схоластов, пожалуй, самым верным. Это — метод исключения. Испытывая и отбрасывая тысячи самых абсурдных предложений, способов и методов, и исключая их, ОНИ наконец постепенно, крайне медленно, но верно, приходя к необходимости принять, принимают уже, пока с оговорками, единственно разумный метод — гомеопатию.
Это немножко похоже по своей простоте на способ очистить Сахару от зверей: просеять песок пустыни — песок пройдет через решето, а хищники останутся. Прямо переловить зверей, это слишком просто, следовательно, не научно; другое дело просеять песок.
Гениальная и колоссальная ценность открытия Ганемана заключается именно в том, что оно в высшей степени позитивно и точно до непогрешимости математического закона и охватывает и регулирует огромный ряд явлений, по своей природе, казалось бы, совершенно не поддающихся никакой общей точной оценке, каковы процессы болезней, с одной стороны, и действия лекарственных веществ, с другой, как и общее их отношение, друг к другу.
Если понимать болезни естественные и болезни лекарственные, как два процесса в движении, то ясно, до какой степени трудно найти в них нечто общее и уловить закон их взаимоотношений. Это под силу только уму, поднявшемуся до диалектического мышления, поэтому не мудрено, что и понять этот закон не могут те, кто этим мышлением еще не овладел.
Библиотека